В зал вошла русоволосая девушка в легком сарафанчике сумасшедшей расцветки. На оранжевом фоне расползались зеленые и фиолетовые кляксы, ко д сменявшиеся россыпью брызг. Оглядевшись по сторонам, Лека, устремилась к свободному столику. В запасе масса времени, так что, вполне можно выпить томатною сока, и съесть что-нибудь.

Луи улыбнулась в ответ. – Благодарю. Присела за столик прислушиваясь к музыке. – Надо же, любимая песня моей мамы, «...и ты войдешь в распахнутые двери», так романтично. Историю любви своих родителей Луи знала наизусть. Как в далеком Багдаде, куда занесло ее маму на какие-то раскопки, на улице на нее напали бандиты, или, скорее, просто насильники. Белая женщина одна, с открытым лицом, это все равно, что по центру столицы прогуляться в одних туфлях, хотя, в столице шансов дойти до места будет больше... А ее отец, Руди, служивший тогда в представительстве ООН, вырвал ее из лап негодяев... Луи окончательно ушла в воспоминания...

Надо же, любимая песня моей мамы, «...и ты войдешь в распахнутые двери», так романтично. – Романтично, откликнулась Лёка, - у меня отец, тоже любит эту песню. Правда, «настоящий полковник», предпочитал слушать эту песню в одиночестве, и с бутылкой водки, но случалось такое не чаще четырех раз в год, по датам: знакомство, день рожденье, годовщина свадьбы и... смерти мамы. Вот уже 13 лет они жили с отцом вдвоем... – Грустная песня...
Ее плечи обняли чьи-то руки, на колени упал букет фиалок, еще до того, как она услышала его голос, Лёка  счастливо вздохнула, Вик...
Здравствуй, солнышко, я так по тебе соскучился. – Вик, ухватив его руку, прижалась щекой, - здравствуй, родной. Зачем что-то говорить, когда и без слов все ясно. Ты приехал... приехал, чего же желать еще...

Каждый раз приезжая в город, он обязательно заходил в это крошечное кафе. «Глупая традиция», фыркала Джулии, и демонстративно хлопая дверью такси, уезжала одна. В этот раз он приехал один, потому что «лупой традицией» стали сами поездки... А ведь когда-то, именно в это кафе они сбегали с уроков. Джулии, тогда еще Юлька, первая красавица школы и ее «вечный рыцарь»... Димыч был влюблен в нее с первого класса, как только увидел девочку с огромными белыми бантами,  обнимавшую огромный букет неизменных гладиолусов, сразу влюбился. Он носил ее ранец, провожая до дома, угощал мороженым, на сэкономленные завтраки. Потом, мороженое сменилось диетическими салатами в дорогих клубах, чтоб угодить Джулии, он по ночам работал грузчиком в местной типографии...
В девятом классе, Юлька, заняв первые места на всех местных конкурсах, уехала покорять мир. А он остался, поступил в полиграфический, работал все в той же типографии, перекупленной немцами... Три года назад, руководство, сочтя его перспективным специалистом, отравило в Мюнхен. Там, на одной из многочисленных вечеринок, он вновь встретил Джулии...
Усевшись за свободный столик, и сделав заказ, от нечего делать, принялся разглядывать посетителей. Неподалеку сидело трое, влюбленная пара, и рыжевласка с совершенно несчастным лицом. Казалось, что она сейчас разрыдается... Улыбнувшись официантке принесшей заказ, он, протягивая купюру, кивнул на тот столик, - принесите девушке самую большую порцию мороженого и шампанское, только не говорите что от меня.
Джулии высмеяла бы его, сказав, что он заигрался в Санта-Клауса, именно в Санту, Дед Мороз остался здесь, в России, и не подходил успешной модели с европейской внешностью...

Лёк, я только на один день. Как, опять? Впрочем, пора привыкнуть, всего на день... – Ночью я уезжаю.
- Во сколько поезд? А хочется спросить совсем другое. Когда ты приедешь навсегда, или заберешь меня с собой? Три года от встречи до расставания, в промежутках бесконечные разговоры, благословен Интернет... Только экран не поцелуешь, не прижмешься, замирая от всепоглощающего счастья, не прошепчешь перед сном «Радужных снов»...
– Официант! Двойной мартини безо льда!
Лёка оглянулась. А рыжевласка чем-то расстроена, и очень сильно, лицо словно перевернутое, в каждой крошечной Вселенной свой взрыв сверхновой
- А нам пирожные, и бутылку «Токай» может что-то еще? Плевала я на все! Неловко потянувшись, обхватила руками за шею, коснулась губами губ, замерла, не желая ничего иного, и с неохотой оторвавшись, наигранно весело:
- Нет, уж! В честь твоего приезда будем пить шампанское! А ночью, я вернусь домой, и буду сидеть на кухне, не включая свет. И отец будет ворочаться у себя в спальне, и покашливать...

Он смотрел на рыжеволосую девушку, все пытаясь вспомнить, где и когда он уже видел этот вздернутый нос, усыпанный крошечными веснушками, почему-то нос виделся в окружении черных кудряшек и длинных висячих ушей, бред какой-то...
Полный бред, Джулия, обязательно бы сказала, что у него извращенная фантазия, еще в школьном театре... – Артемон!
Выскочив из-за столика,  Олег устремился к девушке, что-то объясняющей официантке. – Ты играла Артемона в школьном спектакле? Теперь, стоя рядом, он уже был уверен в ответе, точно она. Как же ее звали, как-то странно Лу, Лаура, Лаванда... совершенно дикое имя. И волосы тогда были не рыжими, а темными, связанными в высокий хвост. Почему-то страшно обрадовавшись, он вспомнил, что Лу, все время крутила кончик хвоста. Сколько ей тогда было, лет одиннадцать-двенадцать...
- Простите, вы перепутали, я этого не заказывала
Извини, это я, я заказал, хотелось поднять настроение.

Шампанское? Да, рысенок, мы будем пить шампанское!
Лёка вздрогнула, была в интонации Вика какая-то веселая решимость, звучавшая диссонансом, по сравнению с его обычным, чуть меланхоличным тоном.
- Прекрасно, мы будем пить шампанское, а потом пойдем гулять на набережную, было там одно место, где у самой воды стояла старенькая облупившаяся лавочка. Самая лучшая лавочка на свете, именно там, морозным ноябрьским утром, Вик признался ей в любви. Они сидели обнявшись и кормили крикливых уток, норовивших устроится прямо на коленях...
- Ты играла Артемона в школьном спектакле? Кажется, их соседка по столу встретила старого знакомого. Это кафе просто создано для таких встреч. Почему-то, не смотря на множество новых, престижных баров и клубов, что появились в городе в последние годы, многие предпочитали это старенькое кафе. Здесь никогда не было свободных столиков...
Артемон, а ты кого играла в школьных спектаклях, а рыся?
Нет, с Виком явно что-то происходит, за то время, что они были вместе, Лёка научилась различать малейшие нюансы его настроения.
- Я только однажды участвовала в школьном спектакле, и была блюдцем в «Федорином горе». Как же давно это было... папа всю ночь со своим адъютантом клеил ей костюм-блюдце из фольги и картона, а она потом разрисовывала его маслеными красками...
- Я чаще выступала в роли художника-оформителя...

Недоумение, появившееся на мордашке девушки, сменилось проблеском узнавания.
А ты что, тоже учился в четвертой школе?
- Представь себе, шлепнувшись за столик, он искренне улыбнулся. – А ты меня не помнишь, я тоже играл в школьном театре, и в «Буратино», Медуза Горгоновна, тогда меня, едва не расчленила.
Медуза Горгоновна, по паспорту была Музой Георгиевной, завучем по воспитательной работе, и такой мегерой, что ее боялись не только дети, но и учителя. А тогда, он дал такой повод, что пожалуй, тянул на расстрел, с последующим повешиванием. Вспомнив, нос несчастного пятиклассника, игравшего Буратино, после того, как общими усилиями они отодрали остатки картона, хорошенько приклеенного на клей «Момент», Дим не выдержал и рассмеялся.
- Помнишь, как я додумался приклеить нос Буратино суперклеем?

- Рысенок, я люблю тебя! Лёка, с замирающим сердцем посмотрела на как-то чрезмерно нервничающего, Вика. Казалось,  что сейчас должно произойти что-то, по настоящему важное.
Господи, не уже ли... не уже ли он заберет меня с собой, Вик, дорогой, единственный, я не могу без тебя, я не хочу довольствоваться редкими встречами! Я хочу быть с тобой!
- Я не могу так, Рыся, мы... нам не надо больше встречаться. Я герой не твоего романа... и лишь порчу тебе жизнь.
...Заболела тобой
Как никто не болел
Захворала тоской
Словно в жизни пробел
Крикну я в тишину
А в ответ пустота
Заболела тобой
Ааа-ааа-ааа
Крикну я в тишину
А в ответ пустота
Заболела тобой
Ааа-ааа-ааа...
Голосом Сати, надрывался магнитофон. Тук, тук... ровно бьется сердце, словно не понимая, что его, только что разорвали на крошечные кусочки. ... и лишь порчу тебе жизнь. Ровным, спокойным голосом, словно разговаривая на обходе с больным...
- Ты не герой, ты трус, Вик. Не уже ли, ты не понимаешь, что никакой жизни без тебя не будет?
Осторожно положила на столик букет фиалок, казалось лишившихся своего аромата. Встала, взяла сумочку, аккуратно задвинула стул... Тук, тук, глупое сердце... тебе не зачем биться, он оказался героем не твоего романа...